Понятие «стокгольмский синдром» прочно вошло в поп-культуру наших дней. Им вдохновлялись создатели таких фильмов, как «День труда» и «Стокгольм», писательница Люси Кристофер, автор романа «Похищенная», и Наташа Престон, написавшая книгу «Подвал», а также музыканты групп One Direction и Blink-182, посвятившие синдрому некоторые из своих песен.

Большинство из нас, вероятно, имеют представление о том, что такое стокгольмский синдром. Это когда кого-то похищают или удерживают против их воли, и жертвы похищения пытаются сопереживать своему похитителю ради собственной безопасности, но в итоге влюбляются в него — или так мы думаем.

На самом деле, этот так называемый синдром гораздо сложнее и связан с нашими инстинктами выживания.

Стокгольмский синдром — это не романтика, а вопрос жизни и смерти.

Что такое стокгольмский синдром?

Стокгольмский синдром — это понятие, объединяющее определенные симптомы, которые люди проявляют после травмирующих ситуаций, таких как похищения и абьюзивные отношения. Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM-5) не признаёт его психическим заболеванием.

Это также не просто влюбленность в своего обидчика. То, что жертва синдрома ошибочно принимает за любовь, на самом деле является сочетанием других симптомов, и это явление довольно редкое.

Существование стокгольмского синдрома как состояния вообще подвергается сомнению. Некоторые исследователи утверждают, что это не что иное, как набор симптомов, связанных с травматической привязанностью, синдромом избитого человека, эмоциональным насилием и выученной беспомощностью.

Симптомы включают положительные чувства к обидчику, отказ действовать против него, негативные чувства по отношению к полиции или другим властям и нежелание уйти от похитителя, когда предоставляется такая возможность.

Как появился стокгольмский синдром?

Термин называется «стокгольмским синдромом» по имени столицы Швеции, Стокгольма, где 23 августа 1973 года преступник-редицивист взял в заложники клиентов банка и удерживал их шесть дней. Ян-Эрик Ульссон открыл огонь из автомата в банке в центре Стокгольма и начал попытку ограбления. При этом он взял трех заложников: Биргитту Лундблад, Элизабет Ольдгрен и Кристин Энмарк. Позже их число увеличилось до четырех, когда в банке был обнаружен Свен Сафстрём.

Он потребовал освобождения осужденного грабителя Кларка Улофссона, 3 миллиона крон, два пистолета и машину для побега. Чтобы обеспечить себе безопасный выход, Ульссон планировал взять заложников с собой в машину.

Изначально Ульссон рассчитывал на два фактора: глубоко укоренившееся шведское отвращение к насилию и тот факт, что в разгаре была предвыборная кампания — время, когда, как он считал, политики не склонны занимать жесткую позицию, которая может привести к насилию над заложниками.

Однако он ошибся, думая, что его требования будут быстро выполнены, и ситуация переросла в многодневную осаду, в ходе которой заложники начали доверять своим похитителям больше, чем полиции.

Полиция освободила Улофссона, но Ульссон так и не получил 3 миллиона крон или машину для побега. Министр юстиции Леннарт Гейер поручил правоохранительным органам удерживать Ульссона в банке и не позволять ему уйти с заложниками.

Перед одной из попыток штурма полиция попыталась выкурить преступников газом, что также затронуло бы заложников. Офицеры целились в Ульссона, хотя один из заложников, как сообщается, кричал им, чтобы они не стреляли, опасаясь, что невинный человек может оказаться под перекрестным огнем.

Это действие подверглось критике и было интерпретировано как проявление любви или привязанности, что связано с заблуждением о стокгольмском синдроме, а не как логическая реакция на тех, кто уже поставил их жизни под угрозу.

Когда Улофссон добрался до банка, Ульссон успокоился и начал вести себя более расслабленно и дружелюбно по отношению к заложникам. Он проявлял к ним определенную доброту, что позволяло заложникам чувствовать себя настолько безопасно, насколько это было возможно в их положении.

Он развязал их и начал говорить с ними более мягко. Им разрешили позвонить своим семьям, чтобы сообщить о своем состоянии. Лундблад не смогла дозвониться до своей семьи, и Ульссон утешал ее, призывая продолжать попытки.

Дело не в том, что Ульссон и Улофссон были «хорошими грабителями»; просто они не были жестокими похитителями в стереотипном смысле. Они проявляли базовую человечность к своим заложникам в период крайнего стресса. А у заложников были свои жизни и семьи, о которых нужно было думать.

Сафстрём лучше всего выразил это, сказав: «Когда он хорошо обращался с нами, мы могли считать его своего рода богом, отвечающим на наши мольбы о срочной помощи».

В разговоре с премьер-министром Улофом Пальме Энмарк сказала: «Я очень разочарована. Мне кажется, вы играете в шашки с нашими жизнями. Я полностью доверяю Кларку и грабителю. Я не в отчаянии. Они ничего плохого нам не сделали. Напротив, они были очень добры. Но, знаете, Улоф, я боюсь, что полиция нападет, и мы погибнем».

Доктор Нильс Бейерут ввел термин «стокгольмский синдром» после ограбления банка, переросшего в осаду. Он утверждал, что после оепределенного периода времени между похитителем и заложником неизбежно возникает связь.

Кто такая Пэтти Херст и как она связана со стокгольмским синдромом?

Пэтти Херст — это женщина, о которой люди обычно думают, когда слышат термин «стокгольмский синдром». В 1974 году она была похищена из своей квартиры в Беркли, Калифорния, членами Симбионистской армии освобождения.

Отношения Херст с ее похитителями, и сам факт их существования, стали предметом обсуждения, когда она публично заявила о своей преданности членам армии, сфотографировавшись с их оружием и флагом. С этого момента началась ее прочно ассоциируют с термином «стокгольмский синдром».

Она была арестована в Сан-Франциско в 1975 году после попытки скрыться от полиции по всей стране и приговорена к семи годам тюремного заключения. Однако в 1979 году президент Джимми Картер сократил ее срок.

Публичный статус Херст вывел ее дело на первые полосы новостей и общественного сознания, в то время как оригинальный случай захвата заложников в Стокгольме отошел на второй план.